Проблем познания человека человеком охватывает практически все явления
человеческой психики. В советской психологии к ней было привлечено внимание
академиком А. А. Бодалевым. Эту проблему следует выделить при рассмотрении тактического
мышления спортсмена. Любое единоборство — это противоборство, в котором
спортсмены ставят перед собой одинковую цель (каждый стремится к победе), но
строят свои определенные планы-замыслы и стараются осуществить их. Естественно,
что спортсмен значительно легче осуществит свой замысел, если навяжет его
противнику и разрушит замысел последнего, разгадав его. Но ведь для этого
необходимо учитывать возможные ходы противника, производить выбор действий за
него, т. е. уметь становиться на его точку зрения, понимать его и думать за
него. Это может позволить управлять поведением и действиями конкурента (что в
психологии именуется довольно сложно — «рефлексивным управлением»).
Прогнозируя, предвидя (опять сложный термин) действия противника, спортсмен достигает
заслуженной победы. В противном случае она может быть в известной степени
случайностью.
Понимание другого, оценка и мышление за другого должны сочетаться с пониманием
себя и самооценкой. Только при этом условии рождаются и реализуются тактические
планы-замыслы квалифицированных спортсменов.
Великолепной иллюстрацией этого является материал о составлении и реализации
конкретного тактического плана ведения боя с определенным противником,
приведенный известным советским боксером и тренером Аскольдом Лясотой. Речь
идет о его финальном поединке на Спартакиаде народов СССР в 1956 году С
Геннадием Шатковым, который был тогда чемпионом Европы. «Что и говорить, -—
пишет А. Лясота, — за этот год Шатков значительно вырос. Это сложившийся
мастер: у него мощный удар с обеих рук, да и тактически хорошо подготовлен. Но
меня тревожило другое. Геннадий, как и я, работал на «контрах»... Ярко ОН это
продемонстрировал в бою с Евгением Феофановым. Женя атаковал... и натыкался на
его левую, и притом очень часто. Поразительная закономерность. Два раунда
Шатков изматывал Феофанова, а в третьем окончательно завладел инициативой и
стал хозяином ринга... боксировал с человеком, у которого твой же рисунок боя,
трудно — думает А. Лясота. — Значит, мне нельзя работать на контратаках, а если
нет, то выход один — темп».
С психологической точки зрения интересно проследить за практической реализацией
задуманного А. Лясотой тактического плана. Вернемся к его воспоминаниям. «Я
атакую стремительно и резко... Шатков контратакует... Все же мне удалось
провести несколько ударов. Видимый успех окрылил менял, но. вскоре я пропустил
несколько истречных прямых. Снова успеха нет. В перерыве подумал: а что если
окончить бой нокаутом?! У меня же мощный, тяжелый удар!
Я забыл обо всем: теперь все мои надежды на один лишь удачный удар. Но Шатков
оказался слишком осторожным. Он защищался плотно и набирал очки. В результате и
второй раунд за ним. За короткую минуту отдыха перед решающим раундом я пережил
больше, чем иной раз за целый бой. Как; я мог сорваться, подменить тонкую игру
на ринге голым напором, грубым обменом.уда-рами!.. С опозданием я понимал, что
нельзя делать ставку на нокаут. Нокаут допустим при условии явного технического
превосходства над противником.., к тому же я плохо защищался... Теперь мне
осталось сделать одно, почти невозможное: набрать в последнем раунде больше
очков, чем мой соперник набрал в двух... Но" невозможное всегда остается
невозможным: победу по очкам одержал Г. Шатков».
А в другом месте той же книги А. Лясота высказывается еще более выразительно о
встрече уже с другим противником: «В перерыве стараюсь поставить себя на место
противника. Что бы сделал я в подобной ситуации? Конечно, нападал бы! Поэтому
моя задача — не дать ему провести атаку. Во время боя нелегко перестраивать
тактику. Я даю противнику пересечь ринг, делаю вид, что готов защищаться, и
внезапно атакую сам. Он растерян. Точный удар — и все кончено».
Приведенный материал свидетельствует, что за внешней стороной действий активная
работа мысли спвртсмёнов, направленная на оценку и самооценку технических и
тактических возможностей, на взвешивание всех «за» и «против» за себя и за
соперника, на выдвижение гипотез, их проверку и изменение и т. д.
Столь же необходимо умение понимать партнера и думать за него. При полном
понимании маневра партнера личную стратегию спортсмен строит так, чтобы его
действия легко «читали» товарищи по команде и чтобы в то же время они сохраняли
как можно большую неопределенность Для соперника. В некоторых видах спорта,
например настольном теннисе, существует даже специальная жестикуляция,
облегчающая взаимопонимание партнеров (перед подачей).
Однако понимание другого — задача достаточно сложная. Один из первых психологов
спорта, экспериментально изучавших тактическое мышление теннисистов, Р. С.
Абельская предлагала одному теннисисту заранее наметить план своих действий и
вести в соответствии с ним игру, а второму —разгадать замысел первого. На схеме
площадки фиксировались точки приземления мяча. Результаты опытов оказались
неутешительными, даже печальными. Из 10 экспериментальных партий действия
соперника были разгаданы лишь в трех случаях. Причем испытуемыми являлись
квалифицированные спортсмены, а характер замыслов не отли-
чался большой сложностью. Первый игрок задумал играть длинно, с задней линии,
не подпускать соперника к сетке, «убивать» мячи с воздуха. Играл он
действительно в основном длинно, под левую руку соперника, у которого левый
удар слабее правого. Была обнаружена и тенденция «убивать» мячи с лёта. Из 52
ударов, произведенных во время игры, длинных было 36, под левую руку — 36,
выходов к.сетке — 4, ударов с лёта — 6. Второй игрок истолковал его.действия
как стремление к сетке, предваряемое ударами под правую или левую.руку.
Еще эксперимент. Один игрок задумал вызывать соперника вперед к сетке и
обводить. В его действиях своеобразно сочетались длинные и короткие удары: ряд
длинных ударов удерживал соперника на задней линии площадки (подготовка к
вызову), затем короткий удар (вызов к сетке) и снова длинный (обводка
противника). Тенденция, вести игру именно указанным способом была выражена
совершенно отчетливо в 34 разыгранных очках из 72. Соперник необоснованно
интерпретировал эти действия как стремление выходить к ;сетке и заканчивать
игру с воздуха.
Почти полное отсутствие правильного распознавания действий соперника,,
предвзятое мнение о его тактических замыслах, некоторая косность в
истолкованиях свидетельствуют об известной ограниченности в умении понимать,
другого и думать за него. Вероятно, это связано с особенностями в подготовке
спортсменов, с невниманием к развитию эмпатического умения (умения мыслить за
другого, с его позиции).
Еще раз обратимся к мнению А- Лясоты. Уж очень точно его описание. «...Я часто
в бою не мог разгадывать тактические планы своих соперников. Очень многие
пытаются сравнить бокс с шахматами, подкрепляя это тем, что. шахматы и бокс
требуют постоянного редугадывания замысла противника. А Харлампиев писал, что
победить может лишь тот, кто думает, постоянно думает, даже под Градом ударов».
«...Но невозможно сразу же научиться предугадывать действия противника. Для
этого необходима практика. Я решил поначалу внимательно следить за боями моих
друзей. Теперь я приходил на тренировки часа за два, садился в уголке и
смотрел, как работают ребята, мысленно ставя себя на их место, проигрывал в
голове все перипетии и встречи. Но часто, уходя из зала, никак не мог твердо
ответить на вопрос, удалось ли мне разгадать замысел предполагаемых
противников». Лишь постепенно активизируется эмпатические способности
спортсмена, но это вполне развиваемое качество.